На понедельник встану рано.
            Тисненый вензель чемодана
                        пудовой гирей, как ни странно,
                                   не будет больше тяжек мне.
И лишь тогда я успокоюсь,
            когда чужой зеленый поезд,
                        в тоннель протиснувшись по пояс,
                                   затараторит в тишине.
И вот тогда хмельной попутчик,
            всем отъезжающим наскучив,
                        возьмет гитару и научит
                                   меня ценить ее недуг.
Он запоёт, и я запомню
            тревожный голос незнакомый.
                        стихи порочащей истомой
                                   заполнят мой усталый слух:
"Капает закат вино.
            Ветрены долин уста.
                        Нет, не я один устал,
                                   медленная ты не та
                                               давно...
Белая вода в полях
            не напоит корни пней.
                        Обессилела земля:
                                   нелегко шагать, пыля,
                                               по ней..."
Побагровевшему соседу,
            так подогревшему беседу,
                        я  не поведаю, что еду
                                   туда, где не бывать ему.
Куда не ездят по билету,
            где нет конца весне и лету
                        и благоденствия поэту...
                                   Куда? - и сам я не пойму...

Я вас покину там, где рифма
            меня хлестнет азартом ритма,
                        где гекзаметр Афин и Рима
                                    растормошит былую грусть.
И, убегая по перрону,
            я вас беспомощностью трону,
                        и по дорожному закону
                                    на долгий взгляд не обернусь...
Я выйду в степь, чтоб вы смогли
            мою беду увидеть сами:
                        стою один среди земли
                                    в дурацкой шапке с бубенцами...